— А Мерил Перри? — проворчал Алекс. — Раз уж мы начали неприязненно говорить о ближних, должен признаться, что на первый взгляд она не производит впечатления молодого гениального ученого в юбке. Конечно, у меня нет ни малейших оснований для таких суждений, но это просто поверхностное впечатление.
— Ты не имеешь права так говорить о Мерил, Джо! — Каролина остановилась посередине тропинки, и идущие вслед за ней мужчины тоже вынуждены были остановиться. — Я знаю ее со студенческих лет. Она одинока, у нее нет ни родителей, ни других родственников. Мерил сама себя содержала, работая по вечерам посудомойкой в ресторане, позднее она получила стипендию, потому что была самой способ… была одной из самых способных в нашем отделении!
— Да-а-а, — вздохнул Джоветт, медленно идя вперед по тропинке. — Я имел возможность убедиться, что мисс Перри — порядочная девушка, к сожалению. А если уж откровенничать до конца, то я опасаюсь, что в конечном счете она выйдет замуж за нашего Коули, хотя может возникнуть впечатление, будто ухаживания и вздохи нашего юного влюбленного оставляют ее равнодушной.
— Я была бы очень довольна! — с искренней радостью ответила ему Каролина. — Мистер Коули оставляет впечатление очень порядочного человека, вы сами признали, что в своей области он ценный специалист. Если Мерил Перри тоже полюбила, что лучшее можно желать для двух молодых людей?
— Ох, конечно же, что лучшее… — Джоветт вздохнул и неожиданно рассмеялся. — Но признаюсь вам, мисс, что женщины — странные существа! Имея в этой пустыне меня и Коули, она предпочла Коули!
— А вы бы женились на ней? — неожиданно Каролина стала неуступчивой. Джо усмехнулся в душе.
— Я? Спаси меня, Господи! Я маленький, отвратительный эгоист, всегда интересующийся женщинами, но пожертвовал бы любой из них в отдельности и всеми вместе взятыми, если бы это хоть в малейшей степени помогло в работе.
— Мне показалось, — усмехнувшись, сказала Каролина, — что аналогичная, собственно, позиция профессора Снайдера позволила упрекать его в том, что он уничтожил индивидуальность близкого ему человека.
— Ба! Но со стороны профессора Снайдера это только бессмысленная глупость, а я… — он снова рассмеялся, но когда закончил шутовским тоном, было видно, что он верит в то, что говорит: — …должен передать будущему дела нашего времени хотя бы в той мере, в какой их можно отразить в пластическом искусстве. Я имею в виду зло и добро нашего времени, ибо у каждой эпохи другие глаза и она иначе видит мерзость, никчемность ближних и красоту искусства!
Он замолк на минуту и громко откашлялся, как бы смущенный собственными словами. Потом быстро добавил:
— Странная коллекция чудаков и дураков собралась под этой крышей. У меня такое впечатление, что только столетний старик обладает каплей здравого разума. Он инстинктивно понимает скульптуру. А это, пожалуй, самое главное. Остальному можно научиться по книгам и вызубрить назубок. Но вот и мой ад! Хотите посмотреть? Если Коули там, обещаю, что буду вести себя любезно. Не дразнить мещанскую бестию, притаившуюся в сердце возлюбленного инженера: вот лозунг дня! Прошу.
— Не может быть… — сомневаясь, протянула Каролина, однако умолкла, почувствовав легкий нажим пальцев Алекса.
Джоветт первым подошел к дверям мастерской и нажал ручку.
— Здесь… — шепнул он и подвинулся, давая место Каролине.
Они сразу заметили Коули, который стоял на коленях, склонившись над глубокой нишей в стене, откуда исходил красный мерцающий блеск пламени, горящего где-то глубоко внизу. Ниша закрывалась большими двухстворчатыми дверьми, сейчас открытыми. От них к середине помещения шли рельсы, на которых стояла низкая платформа на колесиках, а на ней — небольшой плотный предмет, завернутый в брезентовое полотно.
— Мне пришло в голову, — сказал Коули, не поворачивая головы и смотря на огонь, — что мы можем…
— Я привел гостей! — сказал Джоветт. — Мисс Бекон, и мистер Алекс хотят увидеть вашу фабрику нирваны.
Коули стремительно обернулся и встал. Только теперь они заметили, что глаза и верхнюю половину его лица закрывала черная асбестовая маска, в которой темнели еще более черные стекла, предохраняющие глаза от яркого пламени.
— Если я мешаю… — резко бросил он, — то на сегодня я, собственно, закончил свою работу, — он поднял руку, в которой держал внушающий уважение своей длиной термометр, и, не глядя на Джоветта, добавил: — Руда подготовлена в соответствующих пропорциях, и завтра утром можно начинать отливку, — он указал рукой на стоящий у стены другой предмет, также укрытый брезентом, но высокий и напоминающий крупную человеческую фигуру. — Я постараюсь, чтобы не было никакой задержки, по крайней мере по моей вине. Ну, пожалуй, вот и все, если у вас нет других пожеланий? — На этот раз он поднял голову и обратил взор черных стекол прямо на Джоветта. Он по-прежнему говорил резко, но вежливо, с интонацией, которую Алекс мысленно назвал безличной, как будто говоривший старался передать информацию, не вступая в малейший ненужный контакт с тем, к кому обращался.
— Спасибо, — Джоветт развел руками. — И мне хотелось бы, чтобы со всем было покончено как можно быстрее. Я вижу, что работа со мной не является самой большой радостью в вашей молодой, искрящейся жизни, Коули! Но Создатель мой свидетель, что те замечания, которые я себе позволял, имели целью только ваше благо. Вы показались мне опытным металлургом, но очень неопытным поклонником. Поэтому…